Рождение державы - Страница 116

116

Точно такие же, как и у Ивана, висячие усы на узком, скуластом лице, черный с проседью чуб, свисающий ниже плеча; тонкий, с большой орлиной горбинкой нос и глубокие пронзительные карие глаза. И серебряное кольцо в правом ухе. Кстати, свою платиновую серьгу с черной жемчужиной я тоже надел.

– Первое, что хочу сказать, пан Михайло, это выразить благодарность от общества за спасение из плена наших братьев-товарищей. – Пан Кривоус слегка наклонил голову, обозначив поклон. – Чув я, сынку, историю твою, донес ее в Украину Иван Заремба. И еще знаю, что попал ты в рабство в обветшавшей одежонке, бесправным кандальником, а сейчас вижу перед собой истинного высокородного в сопровождении настоящих лыцарей. Такой эскорт, да на таких конях, я видел разве что у князя Потоцкого. Рассказывай, сынку.

О своем сознании человека двадцать первого века никому рассказывать не собирался, а о моих умениях и прогрессорстве – тем более. Мы с Иваном обговорили разные варианты – что в подобном случае можно говорить, а что нет. И решили: о побеге из рабства; о доблести и удаче в бою с разбойниками, где надыбал и спрятал неподъемные кучи серебра и золота; о покупке титула, замка и трех кораблей; о выкупе казаков, их обучении и принятии присяги на верность; о собственном куске заморской земли с кровожадными дикарями, на которых нужно будет оттачивать воинские умения, – об этом говорить. Да, а еще можно о порядках в различных европейских борделях. Короче, можно поведать обо всем, что говорит об удачливости воина. Об остальном же – табу.

За время всего моего рассказа на лице пана атамана не дрогнул ни один мускул, он слушал меня спокойно и отрешенно. Между тем на лицах пана писаря и пана казначея отражались все их эмоции.

– И все это смог сам?! – прищурив глаза, спросил дядька Богдан. – За два года?!

– Да. Рядом сидит первый мой ближник, пан Иван, очевидец и свидетель большинства дел моих.

После этих слов все трое тут же перевели взгляд на Ивана, а тот молча утвердительно кивнул. Теперь мы уже все вчетвером смотрели на запрокинувшего голову и прикрывшего глаза атамана. Тот посидел так немного, наклонился вперед, поставил локти на стол, подпер подбородок кулаками и внимательно уставился на меня своим бездонным взглядом. Затем вдохнул и тяжело выдохнул:

– Верю. И про Собакевича верю. И деда твоего знал, и батьку, достойные были казаки. Нет, мы друзьями не были, но относились друг к другу по-доброму и с уважением. Царствие им небесное. – Помолчав, посмотрел на меня более веселыми глазами, улыбнулся и продолжил: – А удача твоя велика, пан Михайло. Но скажи-ка нам, неужели не знаешь, что от Хаджибея к маетностям твоего врага есть более короткая дорога? И он завтра-послезавтра прознает, что ты здесь, успеет хорошо подготовиться.

– Да знаю, пан атаман, но многие мои воины из Приднепровья, пускай проведают родню, ведь мы же перебираемся в теплую страну и Украину покидаем надолго. Может быть, кого-то еще с собой пригласят. Что же касается моего врага, то пусть знает и трепещет, деваться ему некуда, достану и на краю света.

– Силенок хватит? Может, свистнешь охочих? Сможешь собрать ватагу немалую.

– Точно, немалую. До чужого добра охочих, дай только законный повод. – За столом все заулыбались. – Нет, сам обойдусь.

– Ты говоришь, Михайло, что наложил лапу на добрый шмат земли и своим воям раздаешь по двести моргов?

– Не раздаю, а выделю в пожизненное владение. Но это не все, особо проявившие себя воины, а также старшина получат еще больше. И податью обкладывать не буду.

– И скольких воев сможешь землицей обеспечить?

– Тысяч сто точно смогу.

– А сам как жить будешь, – встрял казначей, – если все раздашь, а подати взимать не станешь?

– Так не все отдаю, там хороших земель для ведения хозяйства еще два раза по столько. Да еще леса и реки.

– Уй-ю-юй! Это как между Днестром и Бугом! Немалое княжество у тебя за морем. И если все так, как ты говоришь, – при этом он посмотрел на пана колдуна, а тот еле заметно утвердительно кивнул головой, – то пара сотен казачат из рисковой молодежи может и поехать. А степенный казак нет, не поедет, нам вольница дороже княжеского хомута.

Эх, дядя Паша, ты бы еще не так уююкал, если бы только знал, что земель там не в два раза, а в тысячи раз больше. Да и твои казаки степенные мне не нужны, а молодежь, даже безбашенную, возьму с удовольствием. Мозги, если надо, вправим, а не будут вправляться, уберем вместе с головой. Остальной народ построим так, как надо. Что касается хомута, то надевать его никому не собираюсь, они сами его на себя наденут, узнав, что получают взамен. А если все же кто-то надевать не захочет, неволить не буду, так тому и быть. Просто следующие поколения его потомков опустятся на другую ступень социального бытия, в мужики обыкновенные.

– Боюсь, Павло, что казачат будет много больше, чем пара сотен, – тихо сказал пан Кривоус, – свободных земель давно уже нет, так что в любом хозяйстве солнышко светит только наследнику, а для остальных детей какая перспектива? Сложить буйну голову в походах за добычей?

– Есть добрая земля за рекой, – пан писарь показал рукой куда-то за стену, – а вкусить не можем.

– Да. – Все покивали, а атаман спросил:

– Так какие ваши дальнейшие планы, панове?

– Сегодня отдохнем, а завтра двинем на Сечь, – сообщил Иван.

– Зачем? – Все смотрели на нас с недоумением.

– С батькой кошевым, паном Иваном Серко встретиться нужно, посоветоваться по всем делам, чтоб нигде косяка не запороть.

116