Рождение державы - Страница 131

131

Вдруг часть беснующейся и неуправляемой толпы противника, всадников пятьдесят, вырвалась и рванула с поля боя, мимо деревни на юг. Вот и настала очередь поработать нашему каширскому казаку, а ныне походному сотнику Петру Орлику. Я встал в стременах и высоко поднял над головой шпагу, покрутил ею и указал на убегающую полусотню. Буквально через мгновение, словно ожидали и горячили лошадей, в километре от нас из сада выскочила такая же по численности полусотня и устремилась наперерез деморализованному противнику. За такой расправой и чистым избиением даже смотреть было неинтересно.

Когда наконец вход в крепость освободился, я опять привстал на стременах и скрестил над головой руки. А Антон, не теряя драгоценных минут, увлек бойцов к мосту. Хреновая у нас связь и система оповещений, нужно было хотя бы горн или трубу придумать, а не командовать на мыгах, как Чингачгук. Чего-то не сообразил.

Участвовать в бою мне больше не пришлось. Крепость очистили и захватили за десять минут, в донжоне даже никто не сопротивлялся. Все, что осталось от гарнизона, это двадцать четыре молодых жолнера, которые быстро побросали оружие и сдались.

Во время боя на стенах замка три моих лыцаря получили пулевые ранения. А еще ранения разной степени тяжести имели восемнадцать казаков, и сейчас здесь уже стоял фургон доктора Янкова. С нашими бойцами он успел управиться и сейчас оказывал помощь раненым шляхтичам. Помогали ему моя Любка и еще несколько казачек.

К сожалению, с нашей стороны погибло одиннадцать казаков, однако противник за это заплатил богатую человеческую дань – сто семьдесят два человека убитыми.

Хозяин замка тоже погиб на поле боя, а вот злого и матерящегося пана Собакевича мне доставили. Его выловил дозор, который держал поместье в окружении. И если других беглецов казаки в стычке порубили, то этого доставили живым и невредимым.

Было уже поздно, начало темнеть, поэтому все разборки оставили до утра.

– Ненавижу тебя! – в исступлении орал он, брызгая слюной, а наши каширские казаки крепко удерживали его связанные руки. – Весь род твой ненавижу!

– А ну! Веди себя достойно, тварь! – подошел Петро Орлик и зарядил Собакевичу кулаком по печени. – Ты и моего батьку убил. А здесь, среди казаков и казачек, есть еще тридцать шесть человек, у которых ты отобрал близких людей.

– Да он вообще гнида позорная! – выкрикнул казак Сашка Черный, фамилия которого соответствовала внешнему виду. Он и вправду уродился очень смуглым, его бабушка была арапкой. – Здесь две сотни девок из его родного села. Они могут порассказать о нем всякого.

– Какое тебе дело до моего имущества?!

– В том-то и беда, что после смерти родителя ты хлопов стал превращать в рабов, а хлопок в рабынь. Ладно бы просто ублажал себя да девку хоть каждый день, никто бы и слова не сказал. Но ты же ни одну из них в покое не оставил, мучил и издевался, как упырь. А что ты сделал с двумя девочками, которые даже еще кровь не роняли, а?

Толпа глухо зароптала. Здесь, на выгоне, рядом со вчерашним полем боя, собралась огромная куча народа – мои лыцари, казаки и казачки, крестьяне мои и крестьяне местные, а также вчерашние противники: семьдесят восемь здоровых и шестьдесят девять раненых шляхтичей и жолнеров, сдавшихся в плен. Еще одиннадцать тяжелых лежали в замке. Не было здесь только вдовы местного феодала, пани Марии, она же приходилась родной сестрой и пани Анне, и Андрею Собакевичу.

То, что я слышал сейчас, меня, как и каждого нормального человека, конечно, возмущало. Подобное в этом мире, к сожалению, случалось. Редко, но случалось, когда какой-нибудь дебильный феодал слетал с катушек и в своем селе творил полный беспредел. Но вот от исповеди пани Марии, с которой мы проговорили полночи, я был в полном шоке.

Оказывается, их отец взял замуж вдову убитого им же немца. Вдова была из наших казачек, с маленьким ребенком на руках. Признал младенца за сына, дал свою фамилию и относился к нему как к родному дитю, ничем не хуже, чем к появившимся чуть позже дочерям.

Когда милый мальчик превратился в тварь, никто не знает. Но в шестнадцатилетнем возрасте он изнасиловал обеих малолетних сестер. Затем, шантажируя разоблачением перед родными и знакомыми, частенько их пользовал. Счастье Ани, что ее успели выдать замуж за достойного человека. А Марии не повезло. Странной смертью от отравления грибами умерли родители, за что повариха Рада была зарублена Андрюшей. На протяжении четырех лет родной брат постоянно третировал Марию, но в конце концов он женился сам и ее выдал замуж за своего дружка, с которым познакомился в ставке воеводства в Житомире. Но семейного счастья не получилось, ее супруг оказался таким же отморозком, как и братик, лупил почем зря. Единственная радость – сына родила. У Андрюши семейная жизнь тоже не сложилась, через полтора года стал вдовцом. Как тайком призналась Марии служанка, свою жену он на последнем месяце беременности избил до беспамятства. Вот и не смогли спасти ни ее, ни ребенка.

– Он даже здесь ко мне пытался приставать, ты представляешь? Дай, Михасик, я тебя расцелую, – закончила она свою исповедь. – Поверь мне, я счастлива, что больше никогда не увижу ни мужа, ни брата. Пусть простят меня Господь Бог и Святая Дева Мария.

…И вот тот, которого мечтал заполучить для расправы все восемьсот двадцать дней, ежедневно – утром и вечером, сейчас стоял передо мной грязный, оборванный, униженный, но не покоренный. Однако не стал я его унижать и издеваться над ним. И другим запретил.

131