Карло позвал в компанию двух друзей, с помощью одной из своих любовниц взял кредит у некого благодетеля, привез из Венеции печатный станок и стал работать.
Судя по высказываниям молодых людей, наливавшихся вином за соседним столиком, было ясно, что газетенка пользовалась успехом. Здесь печатались все местные новости, иногда с пикантными подробностями, некоторые высказывания, стихи да сатирические заметки. С критикой власть имущих Карло был осторожен.
С самого начала их деятельности все было хорошо, и финансовые дела шли неплохо. Прибыль приносила даже простая реализация газет, но самый главный доход они имели от размещения объявлений торговых компаний. Но беда на голову сексуального мачо Карло все-таки свалилась. В виде влиятельного мужа очередной любовницы. Влиятельного настолько, что уже утром с газетчика затребовали немедленного возврата оставшейся части кредита, а к вечеру сунули в долговую тюрьму.
Во всей этой истории меня вначале заинтересовал единственный момент – печатный станок. Дело в том, что мои сшитые в книги записи, как бы с ними осторожно ни обращались (каждый ученик обязан был переписать каллиграфическим почерком), превратились в истрепанную макулатуру, и с этим нужно было что-то делать. Планировал, конечно, купить оборудование да обучить человека, но сейчас судьба помогла ускорить решение проблемы. Вот и пришлось прогуляться в местный острог.
Знал прекрасно, что первую печатную машину англичане создали в начале девятнадцатого века, но то убожество из деревянных щитов, валков и коробочек с наборными буквами, которое вынесли со склада конфискованного имущества, разочаровало до глубины души. Мой друг Серега, с которым в той жизни еще со студенческой скамьи сохранил добрые отношения, долгое время был вице-президентом издательской компании, а я частенько бывал у него в гостях. Так вот, в фойе на первом этаже их офиса был размещен музей древнего полиграфического оборудования, и одна из тех машинок мне очень подошла бы. Ничего в ней сложного не было, поэтому придется озаботиться и изготовить.
А компашка Карло Манчини общим составом в три человека продалась мне всем скопом за восемьсот талеров в год с предоставлением бесплатного жилья. То есть князь Михаил Каширский заключил с ними нотариально заверенный договор о полиграфических и издательских услугах, выполняемых на производственных площадях, находящихся на родовых землях, на девять лет.
По европейским меркам, условия найма очень приличные. Правда, говорить о том, что вернуться в Европу они теперь не смогут и через двадцать лет, не стал. Зачем людей расстраивать? Впрочем, если они будут адекватными, обижать не собирался, совсем даже наоборот.
Путь до Хаджибея прошел совершенно спокойно. Может быть, потому, что шли под французским флагом, а может, по какой-либо другой причине. Но ни в Средиземном, ни в Мраморном, ни в Черном морях все чужие суда, шедшие встречным курсом, к нам интереса не проявляли. В том числе и турецкая военная эскадра. В самом узком месте Босфорского пролива, в порту Румелихисар, с нас сняли таможенную мзду по пять цехинов с корабля и тоже не имели никаких вопросов.
Море было спокойно, но дул легкий норд-вест, что немного затрудняло движение, зато нам для практики это вполне подходило. В пути мы подстроились под ход самой медленной нашей шхуны, но главное, научились выполнять эволюции и ходить в строю даже ночью.
Капитаны «Ирины» и «Тисифоны», а также мой старпом на протяжении всего пути гоняли ребят как положено. На этих двух кораблях было всего по три человека (капитан, боцман и еще один мореман), которые не сдали экзамен по славянскому языку, поэтому для них были назначены учителя из числа наиболее способных. На своем же корабле занятия со специалистами, к которым присоединились наши новые печатники, вел сам.
Так мы и двигались, пока к полудню пятнадцатого августа по левому борту не возникла внешне знакомая еще по той жизни, но абсолютно незнакомая на сегодняшний день Одесская бухта. Сейчас у берега торчали только мачты трех небольших шхун. Собственно, даже причалов не было, в море выступал только один деревянный пирс, поэтому мы, как и остальные, бросили якоря в двух кабельтовых от берега.
Стояли у того места, где в будущем должен был вырасти морвокзал, а сейчас возвышалась небольшая крепость. Справа от нее раскинулся поселок, тоже небольшой. Его дома и домики были построены из глины и ракушечника, а кое-где из дерева. Между поселком и крепостью высилась башня минарета.
Города, одного из самых любимых в той моей жизни, в котором проживали мои двоюродные братья и племянники, где сам бывал очень часто, еще не существовало и в помине. И будет ли он так называться, как назывался в моем будущем, не знаю. И будет ли завоевывать эту крепостицу генерал Осип Михалыч Дерибас, тоже не знаю. Теперь вряд ли. Что-то мне подсказывало, что в этой истории турка прогонят отсюда лет на сто пятьдесят раньше, еще при Петре.
Что ж, это дело неминуемого будущего, а сейчас пора было делать первые шаги для его приближения и идти знакомиться с местной военной администрацией. Почему не с гражданской? Потому что за время пятисотлетней истории Османской империи таковой не наблюдалось в принципе. Во всех населенных пунктах, и малых, и больших, рулили армейские офицеры и генералы, беи и паши.
Было видно даже без подзорной трубы, что на надвратной башне уже давно стояли и наблюдали за нашим приходом несколько турецких офицеров. Поэтому, не оттягивая представления, спустил шлюпку на воду и в сопровождении восьми матросов и Антона снял и забрал с «Тисифоны» и «Ирины» обоих капитанов, затем все вместе отправились на берег. Иван идти с нами отказался категорически.